28.07.14 / 15:47
На несколько месяцев Петербург превратился в мекку современного искусства: с 28 июня по 31 октября здесь проходит Европейская биеннале современного искусства Манифеста 10. Курирует биеннале авторитетный арт-деятель Каспер Кениг, ранее воглавлявший кельнский Музей Людвига. Основной проект Манифесты 10 объединяет работы крупнейших художников со всего мира — Франсиса Алиса, Марлен Дюма, Марии Лассинг, Брюса Наумана и многих других. На выставке также представлены классики современного искусства вроде Йозефа Бойса или Луизы Буржуа. В качестве главной площадки биеннале используется Государственный Эрмитаж — Зимний дворец и обновленное здание Главного Штаба. Согласно кураторскому замыслу, историческое собрание ведущего российского музея вступает в открытый диалог с современным искусством. Столь необычное соседство, а также политическая напряженность вокруг биеннале, делают Манифесту 10 предметом серьезных споров. Один из подходов к восприятию биеннале представил известный российский куратор и председатель фонда «Манифеста» Виктор Мизиано. В интервью корреспонденту «Искусства ТВ» Елене Прилашкевич он рассказал о самой природе выставки, кураторском подходе Каспера Кенига и политическом контексте Манифесты 10.
Искусство ТВ: Как Вы оцениваете уровень биеннале по представленным работам и художникам?
Мизиано: Уровень очень высокий, на биеннале действительно попали художники большого масштаба. Известные художники обычно встроены в рутину обязательств и крайне заняты, поэтому собрать их вместе сложно. Объединить художников и зарядить их на создание невероятных по масштабу произведений может только магия Эрмитажа и куратор уровня Каспера Кенига. В данном случае мы имеем дело с работой старого мастера, который включил в своё произведение очень хороших, больших художников.
Искусство ТВ: Не могли бы Вы охарактеризовать кураторский подход Каспера Кенига?
Мизиано: У меня есть очень определенное мнение о Каспере Кениге. Есть кураторы-концептологи, которые выдумывают какую-то сложную концепцию. Это мой стиль работы: мне всегда нужно, чтобы в основе выставки лежала драматургическая идея, идея некого пересмотра самой выставки. Для меня каждая выставка — это эксперимент, сложный организм, который строится на тяжеловесной теории. У Каспера совершенно другой стиль кураторства: он — куратор художников. Самая сильная сторона его профессионального почерка и вообще профессионального мастерства — очень глубокое и точное чувство художника, а также умение выстраивать с ним отношения. Кениг умеет увлечь художника и получить от него именно то, что он хочет. При этом Кениг обладает очень сильным уважением к художнику. Многих моих московских коллег по кураторству отличает абсолютное хамство по отношению к художнику. Художник воспринимается в качестве материала, из которого они что-то лепят. С моей точки зрения, Каспер отличается большой этичностью по отношению к художнику как к Другому, как к Соавтору. В этом заключается сильная сторона Каспера Кенига, потому что пока я не считал какого-то сложного нарратива на выставке. Даже по каталогу видно, что никакой тяжеловесной теории за всем этим нет. Но это не важно. Например, в кинематографе был режиссер Микеланджело Антониони: он ломал каноны, саму природу кино и способов его показа. И был Лукино Висконти, который по большей части снимал литературные произведения, работал с актерами и текстом. Я бы сказал, что Каспер Кениг — это Висконти в сфере современного искусства.
Искусство ТВ: Уместно ли соединение современного искусства и классики в контексте Эрмитажа?
Мизиано: Мне трудно ответить однозначно. С одной стороны, такое соединение настолько уместно, что отчасти даже слишком очевидно. С другой стороны, от соседства классики и современного искусства невозможно уйти, если тебя принимает Эрмитаж. Кое-чего на выставке мне не хватает. Если бы я был куратором Манифесты, я бы выстроил несравненно более сложный диалог — не в интеллектуальном, а в драматургическом смысле. Помимо хода с Матиссом и другими произведениями, встроеными в музейную экспозицию Зимнего дворца, Каспер остается верен себе и верен художнику. Ему были интересны диалоги самих художников, а не проблемы памяти, истории, музейной традиции, места и времени. Ведь время есть аристотелевское: оно слоится, каждая минута наслаивает на новый уровень. А есть время августиновское, когда в настоящем уже существует прошлое и даже будущее. На биеннале никакого особого размышления об этом нет. Здесь также нет глубокого пересмотра музейных экспозиций, не выражено желание серьезно обсуждать то, как новое может уживаться с традицией. Работая над созданием выставки, Каспер Кениг не об этом думал.
Искусство ТВ: В чем тогда ценность Манифесты 10, если нет нарратива?
Мизиано: Есть повествовательная литература, а есть поэзия. Когда я говорю о том, чего здесь нет, это не значит, что плохо то, что есть. Я просто пытаюсь обозначить специфику выставки и кураторского подхода. На выставке происходит встреча с очень сильными работами и очень сильными художниками. А это очень многое, поскольку хороших выставок сейчас почти нет. В настоящее время многие лихо страгают нарративы, цитируя великих философов. Все легко лепят концепции и подстегивают к ним художников, которые лудят под эти концепции правильные работы. Замечательно, что кто-то ломает эту рутину производства концепций и нарратива. И ломает очень успешно. Здорово, когда ты просто идешь по экспозиции и видишь много прекрасных работ.
Искусство ТВ: Манифеста 10 проходит в период сложной политической ситуации на международной арене. Как Вам кажется, получился ли в рамках биеннале некий политический диалог?
Мизиано: На протяжении подготовки Манифесты 10 все очень менялось в России. В какой-то момент начался сильный поворот в нашем официальном политическом курсе. Были разговоры про бойкот. Слава богу, что Манифеста вообще состоялась. К настоящему моменту ситуация сильно эволюционировала, и важен сам факт того, что Манифеста происходит такая как она есть, с этими художниками, в этом музее, в этом городе. Открытие биеннале подтверждает очевидные вещи. Что Россия — это часть европейской культуры. Что Петербург — город, сыгравший значительную роль на каком-то из этапов совместной жизни России с Европой. Мне кажется, напоминание об этом уже звучит довольно политически. Здесь вспоминается старый спор о том, что есть политическое в искусстве. По своей природе искусство может быть совершенно неполитическим, каким является Матисс. Но сам факт того, как он звучит сейчас — это очень политически.
Фотограф: Егор Рогалев/ МАНИФЕСТА 10